Пять разбитых сердец - Страница 47


К оглавлению

47

– Нир? – сонно спросила Адель у приближающегося человека. – Это ты?

– Это сон, маленькая госпожа! Очередной сон, – раздался голос темного, а потом из белой завесы вынырнул и его обладатель. По щеке девушки скользнули его прохладные пальцы, стирая следы недавних слез. – Ты плакала, малыш? Что-то случилось? – Слова Нира доносились до девушки словно издалека и были непривычно тихими и ласковыми.

– Я Мурзика потеряла! – по-детски всхлипнув, ответила фея.

– Разве? – удивился мужчина. – Да вот же он! – Ладони девушки привычно сжались на мягких боках игрушки. – Тебе просто приснилось, цветочек! Спи…

– Приснилось? – шепнула Адель, послушно опускаясь на подушку под мягким давлением мужских рук. – И ты тоже… мне снишься?

– Конечно! – сев рядом, сказал мужчина. – Ты же просила навещать тебя почаще… во сне.

Девушка счастливо улыбнулась и, покрепче прижав к себе недавнюю потерю, закрыла глаза.

Когда дыхание Ады выровнялось, Нир аккуратно переложил ее к стенке и, разувшись, лег рядом. Вот теперь действительно можно было нормально поспать. Ради нескольких часов покоя даже целой горсти лунной пыли не жаль. И пусть Двуликий хоть песни в соседней комнате горланит, хоть на люстре вниз головой висит, пределов номера он покинуть не сможет, а утром и силы закрыть портал появятся. Теперь главное – проснуться вовремя и уйти до того, как очнется от навеянного сна фея. А то испугается еще, обнаружив в своей постели настоящего жениха, а не плод ночных грез.

Темный повернулся на бок и заправил светлую прядь за ушко девушки. По ее бледной щеке скользили причудливые тени от еще не истаявшего колдовского тумана, а подбородок, видимо для большей надежности, прижимал к плечу ухо Мурзика. Глядя на нее, Ниру захотелось плюнуть на свой маскарад и продолжить путешествие без личины рыжего. Ну или хотя бы проинформировать невесту о своей вынужденной маскировке. «Рассказать или нет?» – над этим вопросом он думал несколько минут, а потом решил позволить девчонке самой догадаться, кто есть кто. Раз ей так нравится играть в сыщика, что ж… пусть развлекается.

Улыбнувшись собственным мыслям, мужчина притянул к себе спящую фею и, обняв ее так же крепко, как она игрушку, поцеловал в макушку. Вот когда спит, самый настоящий цветочек, трогательный и беззащитный… только уж слишком благоухающий. Благоухающий? Нир приподнялся и окинул взглядом комнату. На тумбочке возле кровати красовался роскошный букет дорогих цветов, туго перетянутый синей лентой. Темный встал, прошипел что-то не совсем приличное и, вытащив из-под банта приложенное к подарку письмо, прочел:

...

«Моя дорогая Аделаида, я весьма впечатлен Вашими художественными талантами, но смысл послания, увы, не уловил. Надеюсь на пояснения при личной встрече, которая непременно состоится в самом ближайшем будущем.

– Вот что может быть непонятного в этом? – буркнул Нир, сложив пальцы в хорошо известном всем жесте. – Может, надо было нарисовать карту путешествия к Эрашевой бабушке и подписать пункт назначения? Тогда бы точно понял, – развязывая ленту, раздраженно процедил он.

Оконная рама со скрипом распахнулась, и букет ароматных филерий с тихим шелестом полетел вниз. А синяя лента, после недолгих раздумий темного, отправилась в карман спящей феи. Ведь это был всего лишь сон, а значит, почтовый артефакт должен также быть на месте, как и отосланный с ним котенок.

Илоланта, выбравшаяся во двор поразмять кости, задрав голову, разглядывала фасад гостиницы и гадала, откуда именно выбросили охапку жутко вонючих растений, которой она только что схлопотала по макушке. Великолепное ночное зрение зор-зары мгновенно выхватило мужчину, захлопывающего створки окна. И все бы ничего, если б это окно не располагалось в комнате Адель, а у незнакомца на запястье не светилась серебристая вязь узора, характерная для брачного браслета. Лола хитро прищурилась и игриво подкинула лапой один из выброшенных цветков. Находиться в компании феечки становилось все интереснее.

Глава 22

Адель вяло ковыряла вилкой в тарелке и старалась не смотреть на сотрапезников. Они все… все ее раздражали. Лола, сидящая за столом с цветочком в когтистой лапе, нервировала дурацким хмыканьем. Жози – многозначительными гримасами. Рыцарь – тем, что перед ним опять, непонятно почему, было ужасно стыдно. А рыжий… рыжий раздражал уже одним только фактом своего существования, не говоря уже о присутствии за завтраком.

Рано утром это кудрявое чудовище, появлению которого не удивился даже Ирвин, приветственно раскинуло руки навстречу фее в холле у лестницы, как раз когда она уже всему нашла объяснение. И чересчур сильно смятой кровати (спала беспокойно), и тяжелому, дурманящему запаху филерий (кто-то по коридору пронес – вот и просочился аромат под дверь), и странному явлению жениха во сне (не в первый раз), и даже наличию Мурзика на своей подушке (ну не могла же она, в самом деле, его Ниру отослать?!). Все было понятно, кроме одного: в распахнутом вороте рубахи Ритэра красовался тяжелый серебряный медальон. Точно такой же, как тот, что таинственно мерцал в лунном свете на бледной коже Нира, приснившегося ей ночью. Что это? Игры подсознания, пытающегося объединить двух столь разных мужчин, которые одинаково ее бесили? Или все-таки обман? А если обман, то кто обманщик: Нир, Ритэр или собственные зрение и разум? Допустим, воображение сыграло с ней дурную шутку и наделило образ жениха приметой надоедливого рыжего. Но почему медальон? Фея никак не могла вспомнить, был ли он у Тэри раньше или появился этим утром. Как не могла с уверенностью утверждать наличие или отсутствие перстня на пальце жениха – такого, который носил алхимик.

47